Нерест лосося
Нерест лосося это удивительное явление природы. Кета перед нерестом преображается до неузнаваемости. Из океана она приходит стройной, вся в сверкающей чешуе, как в морской пене, но уже через несколько суток жизни в реке на ее посеревших боках выступают малиновые, лиловые и черные «тигровые» полосы, вдоль тела появляется темная узорчатая сыпь. У самцом спина вздувается горбом, челюсти загибаются грозным крючкастым клювом. Рыбы превращаются в фантастические клыкастые страшилища. Нерка перед пляской любви надевает огненно-красный «саван». Такое необыкновенно быстрое изменение внешнего вида рыб объясняется сильным воздействием половых гормонов: ведь за каких-то пятнадцать — тридцать дней у них полностью созревают икра и молоки.
Тихоокеанские лососи забираются на нерест в самые верхушки речек. Ничто не может их остановит, ни пороги, ни водопады. Кета спешит на нерест со скоростью около пятидесяти километров в сутки. Наконец окруженная свитой нетерпеливых клыкастых чудищ самка останавливается на перекате и, судорожно извиваясь, расчищает плавниками глубокую яму. Потом ложится и пульсирующими струями выпускает икру в яму, а главный — самый могучий, самый ярый горбач поливает икру молоками.
Ленки, хариусы, гольяны спешат на нерест лосося и так и шныряют поблизости, норовя ухватить оранжевую гроздь икринок. Главный горбач, свирепо оскалив пасть, отгоняет их прочь. Бросается он и на своих собратьев, едва они приблизятся к его самке. Иногда между равными соперниками вспыхивают настоящие сражения: они грызут друг другу бока, плавники, с силой сдавливают крючкастыми челюстями хвосты и беспощадно треплют. Трусливые удирают, а слабые погибают.
Пока силачи бьются, к самке наперегонки устремляются хиленькие, тщедушные «рыцари», чтобы внести свою лепту в продолжение рода. Так из-под рогов громадных сражающихся быков-оленей иногда воруют на важенок охваченные страстью молодые бычки.
Самки заботливо засыпают икру слоем гальки и не уплывают от своего потомства, ревностно следя, чтобы кладку не разворошили другие рыбы. Их тело ссыхается, грубеет, покрывается язвами и лохмотьями, обрастет грибком. Проходит неделя, другая, после нереста лосося, и течение уносит к морю безобразные, вяло вздрагивающие тела когда-то сильных, непокорных красавцев. Все! Конец! Там, под бугром, они спрятали своих детей. Там они закопали самих себя. Таков неодолимый круг их существования: смерть ради жизни, жизнь ради смерти.
Засыпанные песком не оплодотворенные икринки обладают чудесными свойствами — не погибают, а продолжают развиваться до тех пор, пока из оплодотворенных не выклюнутся мальки. Если бы они начали разлагаться, они погубили бы всю кладку. Сколько тайн в природе! Да и сама жизнь тихоокеанских лососей тоже еще не разгаданная тайна. Известно, например, что они совершают далекие путешествия. Одна меченая кета в течение 33 суток проплыла 900, а другая — 1600 километров. Некоторые лососевые из наших рек устремляются к юго-западу острова Хоккайдо, другие — к юго-востоку Алеутской гряды. Но где бы они ни скитались, в каких бы морях ни блуждали, они всегда возвращаются метать икру только в ту речку, где появились на белый свет. Это доказано американскими учеными, которые, прежде чем выпускать мальков в океан, отрезали у них грудные или жировые плавники.
Почему же тихоокеанские лососи возвращаются в места своего рождения? Как же они, бороздя бескрайние океаны, безошибочно находят маленькие речушки? Одни ученые предполагают, что у них развит «инстинкт родной реки», «инстинкт дома». Другие говорят о каком-то «навигационном чувстве». Третьи — о «тончайшей реакции особей на внешние условия», о том, что с первых дней мальки якобы «впитывают» ароматы родной реки, то есть «запоминают» химический состав воды, особенности рельефа дна, берегов и т. д. Некоторые ученые считают, что ключ к разгадке этой тайны кроется в «изменениях осмотического давления углекислых соединений крови рыбы». Одним словом, гипотез хоть отбавляй, но тайна по-прежнему будоражит умы биологов.
А сибирские рыбаки убеждены, что здесь все ясно и никаких загадок нет. Косяки лососевых ведут за собой из океана малыши-однолетки, которые еще не успели забыть дорогу к своей колыбели, как их великовозрастные родичи. Рыбаки зовут таких однолеток каюрками. Каюр управляет оленьими и собачьими упряжками, ну а каюрки — громадными стадами морских бродяг. Перед поводырями-каюрками всегда идут гонцы — самые могучие самцы-одиночки, словно проверяют, не заблудились ли малыши, правильно ли ведут к брачному ложу косяки самок.
В давние времена поимку первых гонцов, предвещавших о нересте лосося, рыбаки отмечали веселыми обрядами, песнями, факельными шествиями. Как только раздается плеск гонцов, из лесов и гор тучами слетается к рекам воронье, сбегаются лисы, росомахи, белки, соболи, горностаи, мыши. Уссурийские тигры, властелины дальневосточных дебрей, и те не прочь отведать жирной рыбки. Но нетерпеливее всех ждут «великого хода» камчатские медведи. Они занимают удобные позиции, где лососи прижимаются к берегу, и бьют их лапами. Рыбалка настолько увлекает медведей, что они забывают далее про еду — все ловят и ловят, рявкая от азарта и бегая вприпрыжку за каждой вырвавшейся из когтей рыбиной. Сначала звери и птицы пожирают лососевых целиком, потом — только головы. А уж когда бесчисленные трупы рыб устилают берега, лакомятся лишь главами и мозгами. Подобно людям, они заготовляют рыбу впрок – сушат на солнце, прячут под камни. А медведи так те, говорят, даже закапывают в ямы.