Рыба таймень
Рыба таймень имеет двух близких два родственников – сахалинский таймень и дунайский лосось. Сибирского тайменя зовут голованом, дунайского лосося – головаткой, сахалинского- головастиком. Голованы весят до центнера, головатки – наполовину меньше, а головастики — обычно 5—6 кг.
От дунайского лосося сибирский таймень отличается лишь более редкими жаберными тычинками. Что они кровные братья, убедительно доказал биолог Смидт из Стокгольма. «Каким путем он (таймень) мог проникнуть в Дунай – объяснить совершенно невозможно»,— удивлялся Л. П. Сабанеев. Невозможно, если подходить с узкобиологической точки зрения. Но если привлечь еще геологию, то станет ясно, что рыба таймень попал в Дунай таким же путем, каким появились и Каспийском море питомцы Севера — лосось, белорыбица, тюлень.
Когда в четвертичную эпоху (тысячи лет назад) стали таять мощные льды, Каспийское море вздулось от изобилия холодной воды и хлынуло на сушу в наступление, называемое трансгрессией. Создались благоприятные условия для проникновения тюленей и рыб на юг. Но, живя в Каспийском море, они, дети Севера, до сих пор сохранили любовь к арктическим холодам: мечут икру только зимой, рожают детенышей только на льдинах. И ту суровую полноводную эпоху сибирский таймень бороздил, конечно, не только воды Дуная, но и другие реки Европы, которые тогда были холоднее и быстрее, чем сейчас, да и текли по иным руслам. Постепенно равнинные реки стали мелеть, зарастать камышом, травой. Вода в них стала теплее. И таймень исчез. Он уцелел лишь в горных притоках Дуная.
Так двух родных братьев навеки разлучило время и пространство. Это пространство с каждым годом расширяется человеком, который оттесняет «царя рек» все дальше и дальше на восток. Совсем иная судьба у сахалинского тайменя. Его разлучили со старшим братом не ледники, не равнины, а подземные, тектонические силы, отделившие Сахалин от материка. Правда, жизнь на острове сибирскому великану пришлась не по нутру он стал расти медленнее, капризнее, сделался «карликом. Знать, соленая водица, которую он хлебает вдоволь, спускаясь к морю, отбила у него прежний богатырский аппетит. Одна только гордость у него — крупная блестящая чешуи, да ведь из одной чешуи ухи не сваришь.